Нэнси обвела взглядом окна автобусов и автофургонов, но все они были прикрыты какими-то картонками. Интересно, подумала она. Моторы выключены, значит, освещение естественное — если только, конечно, скваттеры не настолько безумны, что решили использовать для освещения аккумуляторы, — и в то же время окна закрыты картонными ставнями. Непонятно! Единственный ответ заключался в том, что к югу от них расположен Особняк.
Нэнси прошептала свои догадки на ухо Джеймсу.
— Ребят на той баррикаде нельзя считать серьезной охраной, — заключила она, — поэтому скорее всего в одном из ближайших автобусов находятся взрослые. Хотите, я определю в каком?
— Это необходимо? — прошептан он в ответ.
Нэнси помахала рукой.
— Зависит от того, насколько они могут быть агрессивны и какими силами располагают. Атаковать врага в его собственном укрытии мне представляется гораздо более безопасным, чем столкнуться с ним на открытом пространстве.
— Но ведь тогда придется пройти через ограждения между автобусами.
— М-м-м… — согласилась она.
— А как же собаки?
— Собаки старые и скорее всего слишком далеко от нас, чтобы услышать шаги, если, конечно, мы будем двигаться достаточно осторожно. Они залают, если кто-то из часовых поднимет шум, но мы к тому времени уже будем внутри.
Глаза Джеймса весело сверкнули.
— Вы перепугаете нашего друга, — предупредил он, слегка наклонив голову в сторону адвоката. — Полагаю, его правила не позволяют совершать незаконное вторжение на территорию, являющуюся чужой собственностью.
Нэнси улыбнулась:
— А ваши правила? Что позволяют они?
— Действие, — ответил он не раздумывая. — Найдите мне цель, и я последую за вами.
Она сделала знак, сложив большой и указательный пальцы в кружок, и исчезла среди деревьев.
— Надеюсь, вы понимаете, что делаете, — прошептал Марк в другое ухо Джеймса.
Старик усмехнулся.
— Да не будьте вы таким занудой, — сказал он. — Я не получал подобного удовольствия уже много месяцев. Она так похожа на Алису!
— Час назад вы говорили, что она похожа на вашу мать.
— Кажется, я замечаю в ней сходство с обеими. Она лучшее из того, что могло быть, так как соединила в себе все самые хорошие гены, Марк, и… ни одного плохого.
Марку только оставалось надеяться, что полковник не выдает желаемое за действительное.
Внутри автобуса с надписью «Белла» слышались громкие голоса, становившиеся все громче по мере того, как Нэнси подходила ближе. Она догадалась, что на противоположной стороне автобуса открыта дверца, чтобы звук рассеивался в направлении чащи. К тому же говорили сразу несколько человек, и было практически невозможно понять, какую точку зрения отстаивал каждый из собеседников. Ну что ж, все равно неплохо… Кроме всего прочего, это означало, что собаки давно привыкли к перебранкам в автобусах.
Нэнси опустилась на одно колено рядом с передним колесом автобуса, которое располагалось ближе всего к двери. Нэнси надеялась, что картонные ставни также надежно скрывают ее от находящихся внутри автобуса, как и их от нее. Внимательно вслушиваясь в разговоры, которые велись внутри, она не теряла времени даром и отсоединила тот конец каната, что был привязан к «Белле», — он упал на землю вместе с надписью «Не входить!» лицевой стороной вниз. Нэнси оглянулась, всматриваясь в деревья к югу и западу от нее, но ничего подозрительного не заметила. Создавалось впечатление, что спор идет по поводу того, кто должен стоять во главе предприятия. Однако все доводы почему-то высказывались в отрицательной форме.
— Никто, кроме него, ничего не знает о законе…
— Он только говорит, что знает…
— Он чертов псих…
— Ш-ш, дети слушают…
— Ладно, ладно, но я не собираюсь больше выслушивать это дерьмо…
— Вулфи сказал, он носит с собой бритву…
Нэнси подняла голову, пытаясь отыскать какие-нибудь щели в картонных ставнях, чтобы рассмотреть, что все-таки происходит внутри автобуса, и хотя бы примерно сосчитать количество скваттеров. По числу голосов она предположила, что там собрались практически все обитатели лагеря, кроме того парня, которого они сейчас обсуждали. Того самого психа… Нэнси немного встревожило его отсутствие в автобусе, но абсолютная тишина вокруг означала, что он либо чрезвычайно терпелив, либо его просто здесь нет.
Последним обследованным окном было располагавшееся прямо у нее над головой, и сердце Нэнси замерло, когда она встретилась взглядом с чьими-то глазами, смотревшими на нее сквозь щелку, образовавшуюся из-за приподнятого края кар тонки. Глаза были слишком круглыми, а нос — слишком маленьким, чтобы принадлежать взрослому, и Нэнси инстинктивно улыбнулась и поднесла палец к губам. Не последовало никакой реакции, просто лицо, не издав ни единого звука, исчезло, а картонка опустилась на место. Прошло еще две или три минуты, шум голосов в автобусе продолжался. Нэнси проскользнула между деревьями обратно и сделала знак Джеймсу и Марку, чтобы те присоединялись к ней.
Вулфи пробрался к месту водителя в автобусе Беллы. Эта часть ее дома на колесах была отделена куском занавески. Мальчик не хотел, чтобы его видели — а вдруг кто-нибудь скажет, что он должен быть с отцом? Он свернулся клубком на полу между приборной доской и сиденьем в надежде, что так его не заметят. Через полчаса, окончательно продрогнув, он взобрался на сиденье и поверх руля выглянул на улицу, боясь увидеть там Лиса.
Теперь он был напуган больше, чем когда-либо раньше. Каб не сын Лиса, вот почему мать забрала Каба и оставила Вулфи. Может быть, Вулфи и не ее сын вовсе, а только Лиса. Одна лишь мысль об этом ужаснула мальчика. Она означала, что Лис способен сделать все, что угодно и когда угодно, и никто его не остановит. Где-то в глубинах сознания он понимал, что разницы-то, собственно, никакой. Мать Вулфи никогда не могла удержать Лиса от безумных поступков, она лишь вопила, рыдала и давала пустые обещания больше никогда не быть такой сучкой. Вулфи никогда толком не понимал, что значит «быть сучкой», но в последнее время начал задумываться, не имели ли снотворные таблетки, которыми она частенько потчевала его с Кабом, отношение к этому. Крошечный узелок гнева — осознание предательства матери — уже зародился у него в сердце и стал потихоньку разрастаться.