— Это возмутительно! — воскликнул Дик.
— Возмутительно? А не возмутительно обвинять любящего мужа в убийстве собственной жены? Не возмутительно подстрекать других людей к тому же?
— Я вас самого привлеку к суду за клевету, если будете повторять подобные вещи. Прю пересказала полиции только то, что слышала собственными ушами. И вы не имеете никакого права обвинять ее на том основании, что какие-то идиоты сделали потом неверные выводы.
— Я бы посоветовал вам, мистер Уэлдон, прежде чем вы подадите на меня в суд, поговорить с женой. Ваш иск может вам дорого стоить.
Дик услышал, что рядом с Марком раздался чей-то голос.
— Минутку. — Несколько секунд длилось молчание. — Пришел Джеймс. Если желаете перейти к разговору о бродягах, я включу громкую связь, чтобы мы оба смогли вас слышать. Я перезвоню вам после того, как мы все обсудим… Хотя по вашему «тяжелому дыханию» я чувствую, что в звонке не будет необходимости.
У Дика было мерзкое утро, и он, человек крайне вспыльчивый, наконец взорвался:
— Меня ни черта не колышет, что вы там решите! Это не моя проблема. Я позвонил только потому, что Джулиан Бартлетт оказался слабаком и не пожелал сам во всем разобраться, а полицию, как видно, такие дела не интересуют. Решайте все сами с Джеймсом. С какой стати я буду вмешиваться? Мой-то дом в целой миле отсюда. Хватит! Я — пас.
Он с грохотом бросил трубку и отправился на поиски Прю.
Услышав, что Дик положил трубку, Марк сделал то же самое.
— Я просто учил его жить, — сказал он, с некоторым опозданием пытаясь успокоить Джеймса, взволнованного словами Марка о клевете, которые старик услышал, входя в комнату. — Миссис Уэлдон вам угрожает, и я не понимаю, почему вы не желаете принять против нее соответствующие меры.
Джеймс подошел к окну и выглянул на террасу, немного вытянув шею, словно хотел что-то получше разглядеть. Они беседовали практически целое утро.
— Мне жить здесь, Марк, — повторял он те же аргументы, которые использовал и раньше. — К чему ворошить осиное гнездо? Все закончится, как только сварливых баб утомит их собственная злоба.
Марк посмотрел на телефонный аппарат на столе.
— Не могу с вами согласиться. За прошедшую ночь было пять звонков, и звонили вовсе не женщины. Хотите послушать?
— Нет.
Марка не удивил ответ полковника. Он бы все равно не услышал ничего нового. Там в который раз повторялась информация, записанная на множестве пленок, прослушанных им накануне. Но загадочный голос, искаженный с помощью электронного устройства, резал по нервам слушателя не меньше, чем звук зубоврачебного сверла. Марк повернул стул так, чтобы смотреть прямо в лицо полковнику.
— Вы не хуже меня понимаете, что само собой это не прекратится. Кто бы ни стоял за телефонной кампанией против вас, он прекрасно знает, что его записывают на пленку, и будет продолжать до тех пор, пока вы не обратитесь в полицию. Его удовлетворит только такая развязка. Он хочет, чтобы в полиции услышали его слова.
Полковник продолжал смотреть в окно, не желая встречаться взглядом с молодым человеком.
— Все, что они говорят, — сплошная ложь, Марк.
— Вне всякого сомнения.
— А вы уверены, что полиция с вами согласится?
В его интонации было что-то очень похожее на иронию.
Марк ответил прямо:
— Конечно, нет, если вы будете и дальше откладывать решение обратиться за помощью. Вам следовало рассказать мне о звонках, когда они только начались. Если бы мы действовали своевременно, зло удалось бы уничтожить в зародыше. А теперь, боюсь, в полиции неминуемо зададут вопрос, а не скрываете ли вы что-то. — Он помассировал заднюю часть шеи, которая ныла из-за бессонной ночи, заполненной мучительными сомнениями и телефонными звонками. — Подонок явно передал информацию миссис Бартлетт, иначе невозможно объяснить ее поразительную информированность… И если он говорил с ней, почему вы уверены, что он уже не побывал в полиции? Или она сама?
— В таком случае меня бы обязательно допросили.
— Совершенно не обязательно. Возможно, они проводят расследование без вашего ведома.
— Если бы ваш загадочный субъект имел против меня какие-то улики, он сообщил бы их полиции еще до начала расследования. Именно тогда был самый благоприятный момент расправиться со мной, но он знал, что его не станут слушать. — Джеймс повернулся и злобно уставился на телефон. — Меня просто терроризируют, Марк. А когда убедятся, что меня не сломить, сразу же все прекратят. Со мной играют в игру. Кто первый не выдержит. Мне представляется, главное сейчас — не сорваться и не пойти у них на поводу.
Марк отрицательно покачал головой:
— За два дня я практически не сомкнул глаз. Как думаете, насколько у вас хватит выдержки и физической стойкости?
— Разве это имеет значение? — Полковник вздохнул. — У меня мало что осталось, кроме репутации. И черт меня возьми, если я доставлю им удовольствие и сделаю грязную ложь публичным достоянием. Полиция, естественно, не станет держать язык за зубами. Посмотрите, как быстро подробности расследования смерти Алисы просочились в прессу.
— Вам необходимо кому-то доверять. Если вы завтра умрете, выдвигаемые ими обвинения станут доказанным фактом лишь потому, что при жизни у вас не хватило решимости опровергнуть их. И вы прекрасно понимаете, что в подобной ситуации произойдет с вашей репутацией. Всегда есть две стороны, Джеймс.
Замечание вызвало у полковника едва заметную улыбку.
— Именно это постоянно повторяет по телефону мой «друг». И его слова звучат весьма убедительно, не так ли? — На какое-то мгновение наступила напряженная тишина, затем Джеймс продолжил: — В жизни мне удавалось только одно — быть солдатом, а репутация солдата завоевывается на поле брани, а не раболепием перед грязными шантажистами. — Он слегка коснулся рукой плеча адвоката. — Позвольте мне разобраться с проблемами по-своему, Марк. Не хотите кофе? Время выпить чашку, как мне кажется. Когда закончите, приходите в гостиную.